Один из важных моментов предстоящей реформы науки – отказ от бюджетных ассигнований и переход преимущественно на систему грантов в фундаментальных и поисковых исследованиях. Президент Владимир Путин не раз об этом говорил на собраниях РАН, обещая в будущем финансировать исследования, а не учреждения.

Согласен, без грантов современная наука развиваться не может. Благодаря им удалось сохранить и филиал нашего института, где половина коллектива – молодые специалисты. Без грантов они бы уехали за рубеж или ушли в другие сферы деятельности. Но гранты лишь дополняли базовое финансирование, а не заменяли его даже тогда, когда фундаментальная наука дышала на ладан.

Система грантов помогла выжить немецкой науке в Веймарской республике и американской в годы Великой депрессии. Но эта система эффективно работает, когда функционируют десятки, а то и сотни или тысячи фондов со смешанным финансированием. Оригинальный проект на Западе имеет шанс получить поддержку в одном из них. Наши же государственные фонды при всей чистоте помыслов их экспертов вряд ли поддерживают только лучшие проекты. Во-первых, не всегда можно определить, кто лучший, а во-вторых, решения принимают люди, а люди, увы, ошибаются, и не всегда по наивности. При монополии одного фонда ситуация ухудшится. И неважно, напрямую или по грантам распределяются деньги. Окончательный вердикт выносит некий совет, назначенный правительственными чиновниками, которым безразлично мнение научного сообщества. И коррупционные схемы неизбежны.

Неясно, что значит свести к минимуму бюджетные ассигнования. Во всём мире гранты получают люди, возглавляющие институты, лаборатории, кафедры или по крайней мере доказавшие свою научную состоятельность, имеющие прочные академические позиции. Гранты им дают не на зарплату, а на оборудование, препараты, конференции, командировки, но в первую очередь для привлечения исследователей к выполнению проекта. Сформировавшиеся исследовательские группы располагаются в научных учреждениях со сложившейся инфраструктурой и с постоянно работающими штатными исследователями, не боящимися неудачи. Им гарантировано рабочее место до пенсии. Как у нас это можно сделать при поквартальном отчёте о субсидиях и достигнутых результатах, публикаций которых в престижных журналах порой надо ждать по несколько лет?

В научно развитых странах, когда учёный достигает пенсионного возраста, его проекты завершаются, а ученики трудоустраиваются в других местах. Это препятствует возникновению научных династий, переплетённых коррупционными связями нескольких поколений. У нас всё наоборот. Именно отпрыски подобных династий – инициаторы современной научной реформы со всеми её издержками.

Неясны принципы выделения приоритетных направлений. Ещё недавно таковыми считали извлечение энергии из базальтовых пород, торсионные поля, фильтры «чистой воды» Петрика, «расшифровку генома русского человека» и т. д. За всеми этими «проектами», на которые в самые трудные для страны времена выделяли сотни миллионов долларов, стояли первые лица государства. Решения по грантам должны принимать только самые авторитетные специалисты в той или иной научной проблеме, по которой проводится конкурс. Но в отличие от Запада у нас нет механизма для отделения в науке «праведников» от «грешников», то есть учёных от различного рода проходимцев с дипломами и званиями, сидящих порой на самых высоких должностях. Их имена хорошо известны научному сообществу, тем не менее они в глазах власти выглядят экспертами. Поэтому мотивы принятого решения должны быть обнародованы, а авторов отклонённых проектов надо ознакомить с претензиями и дать им возможность защититься от критики. Так делается во всём мире.

И Академии наук, и университетам надо выделять гранты на основе открытых конкурсов. Для этого необходимо, чтобы фондов в стране было как можно больше, и не только государственных. Создание подлинно независимых фондов невозможно без частного капитала, так как его владельцы менее склонны швырять свои деньги на всяких доморощенных Леонардо да Винчи. На Западе науку в значительной степени финансируют бизнесмены, которых за это освобождают от налогов.

Урезать базовое финансирование науки было бы большой ошибкой со стороны государства. На фундаментальной науке у нас и так экономят – последние пять лет финансирование не увеличивали. Да и вообще на науку, как академическую, так и университетскую, у нас выделяют мизерные суммы. В общем, чтобы радикально менять систему финансирования науки, нужно менять общество. Всё остальное – «суета и томление духа», хотя и освящённые авторитетом власти.

Эдуард Колчинский, директор Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники имени С.И. Вавилова РАН